Оцените Супер гений История любви
Общая оценка
Сюжет
Персонажи
Похожее на Супер гений История любви по пользовательским оценкам
Также может быть интересным
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Вы должны быть зарегистрированы для использования закладок
Проект счастья
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Вы должны быть зарегистрированы для использования закладок
Кагетора
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Вы должны быть зарегистрированы для использования закладок
В мире, где у каждого есть те или иные своего рода эсперские способности, главный герой был лишен их с рождения. В результате чего считался изгоем в обществе и, мягко говоря, не пользовался популярностью среди своих сверстников. По жизни старался себя особенно не проявлять, чтобы не привлечь к себе лишнее внимание, но однажды в школе на перемене к нему обращается самая популярная в школе девушка с просьбой помочь ей найти кандидата в президенты школьного совета, объясняя это тем, что он был единственным во всей школе, подходящим на эту роль.
Ирис Зеро
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Вы должны быть зарегистрированы для использования закладок
Семья Ояги Саку часто переезжает, и в старшую школу он поступает в небольшом городе, где жил семь лет назад. Хотя за время скитаний Саку вырос высоким и солидным парнем, внутри он остался книжником и домоседом и с ужасом вспоминает Михоси, на год старшую подружку детских лет, что жила в этом городе и безжалостно вытаскивала его, куда пожелает — в лес, в поле, в горы, подальше от любимых книжек. Кончились их забавы падением девочки с дерева, а что дальше — Саку и вспоминать себе запретил. Ну и кто бы сомневался, что парень встретит Акэно Михоси в первый день нового учебного года, когда та прямо со школьной крыши объявила набор в клуб астрономии?
Как ни пытался Саку спрятаться от «сэмпая» — не вышло, так что сопротивлялся парень недолго и вступил в клуб, где кроме них двоих есть еще подруга Михоси, спокойная и рассудительная Яраи Саё и слабый здоровьем президент Рома Такэясу. Для обсуждения клубных дел девушки зачастили в класс Саку, чем вызвали повышенный интерес к нему местного женского населения. Особо близко к сердцу это приняла «принцесса первого года» Макита Химэ, тоже знавшая Ояги раньше и имевшая свои мысли по этому поводу. А если добавить, что у Саку-куна и неприступной главы школьного совета Котодзуки Фумиэ нашлась общая любовь к литературе — становится ясно, что надо чаще смотреть в ночное звездное небо!
Супер гений история любви
Гений, или История любви
Она никогда не была сильна в разговорах. Никогда. Вместо этого она улыбалась, и в большинстве случаев, как ни странно, этого оказывалось достаточно. Люди вокруг придают значение только своим собственным словам, а в ее молчании было так много пространства для чужих слов, что его обязательно кто-нибудь заполнял.
Нет, это вовсе не означает, что она не могла говорить, не могла сказать и одного слова. Она была здорова, в том числе психически, но с самого детства предпочитала молчать. Конечно, если бы ей понадобилось, она бы могла сказать: «Передайте, пожалуйста, на билет» или «Дайте, пожалуйста, хлебницу». Правда, в большинстве случаев, если хлеб стоял далеко от нее, она сидела и улыбалась. Без хлеба. Такую уж ее создал Бог, кто его разберет почему.
Когда ты много молчишь, у тебя всегда есть время пораскинуть мозгами. Так что она много думала, и не то чтобы о чем-то серьезном или умном. О разном. Обо всем на свете, в том числе и о том, отчего люди не летают, как птицы. Или о том, что это будет такое – ее жизнь и как она пройдет, будет ли она счастлива или несчастна. Сможет ли полюбить человека хотя бы так же сильно, как любила варенье из вишни. Или даже сильнее. Сможет ли кто-то полюбить ее?
В ее голове слов было предостаточно, даже много. Они сплетались в мысли, образы, мечты, по большей части нечеткие, но зато наполненные чувствами или даже предчувствиями. Когда она мечтала, улыбка становилась отстраненной, а взгляд ее больших выразительных синих глаз словно бы оборачивался внутрь, и она становилась закрыта для внешнего мира.
Это можно было заметить, если понаблюдать за ней внимательнее. Много интересного можно было увидеть, если остановиться на секунду-другую и просто внимательно всмотреться в ее юное лицо. Но кто это будет делать? Надо признать, что большая часть людей не имела желания отрываться от своих собственных дел ни на минуту. Все вокруг были поглощены собой, но она не сильно-то из-за этого переживала. Такой уж у нее был характер, она принимала все и всех, как говорится, без купюр. Иными словами, как есть, и не заморачивалась ни из-за чего слишком сильно. Редкое качество. Скорее всего, такое свойство ее натуры возникло из-за того, что она много (действительно много) улыбалась, и еще потому, что ей с самого детства было интереснее наблюдать за вещами и людьми, чем пытаться их изменить или оценить по какой-нибудь шкале.
В одном можно было согласиться – она была совершенно другая. Даже ее родители, которые ее обожали, как только могут взрослые, обеспеченные и нравственно здоровые люди обожать свою единственную дочь, даже они иногда не могли ее понять. Будто она была инопланетянкой и изъяснялась не русскими словами, а ультрафиолетовым спектром. Поди пойми. Ее суть, ее характер и личность были так надежно упрятаны под завесой ее безмятежной улыбки, что родители и понятия не имели, какая она, и не представляли себе, как узнать.
Тем более теперь, когда ей исполнилось шестнадцать.
Родители назвали ее Софьей в честь маминой прабабки, Софьи Измаиловой, но родители как-то постепенно с годами растеряли это имя, заменив его ласкательными «солнышками», «конфетками» и «мышками». Учителя называли ее по фамилии – Разгуляева, и то редко. Она была неразговорчива, так что к ней обращались нечасто, не хотели ее смущать, заботились о ней. Самое забавное было, что сама-то она ничуть не смущалась своего положения, не испытывала буквально ни одного комплекса в связи со своим добровольным молчанием. Но все вокруг примеряли ситуацию к себе и потому предполагали, что она, наверное, постоянно смущена и подавлена. Только этого ничуть не бывало. Соня ощущала себя абсолютно комфортно, снова сидела в первом ряду партера и наблюдала за спектаклем, который давала жизнь.
А все домашние задания и рефераты она делала и сдавала вовремя и на «отлично», так что особого резона к ней обращаться и не было. Вот и молчала, потому что говорить было не о чем. Буквально.
Соня жила на Тверской, и из ее окна была видна Красная площадь. Правда, лишь краешек, и то если выйти на балкон и хорошенько перегнуться через перила. Их дом, самый высокий на Тверской, стоял немного повернутым в сторону от площади, так что нужно было хорошенько перегнуться через перила, чтобы даже с их восьмого этажа увидеть святая святых – музей Ленина и несколько башен Кремля.
Соня к Красной площади была равнодушна, как и любой нормальный человек, живущий от чего-то, пусть даже очень замечательного и выдающегося, в пятнадцати минутах ходьбы. Но все-таки это же что-то да значит – родиться и расти в таком месте.
Два месяца назад она неожиданно осталась одна. Так получилось, что ее папе, дипломату, предложили уехать – работать консулом в далекую Новую Зеландию, и он согласился, потому что давно устал от московских пробок, холодов, плохих продуктов в дорогих и редких супермаркетах московского центра. Вот так и получилось, что Соня осталась одна. Она ведь была уже совсем взрослая девочка, серьезная, умничка, отличница – чего же не оставить такого ребенка самого по себе? Тем более что Соня-то и не возражала.
Собственно, а как бы она возразила, если говорить не любила и не могла? Когда мама с папой позвали ее в гостиную, чтобы серьезно поговорить, она только пожала плечами и улыбнулась. «Поговорить – теперь это так называется – было сидеть напротив родителей на большом плюшевом диване и слушать, что «это будет совсем не так сложно, как кажется, и что бабушка будет обязательно помогать, и что уже пора учиться отвечать за себя и быть самостоятельной, а мама с папой привезут ей новый гардероб – купят там в нормальных магазинах, которых тут практически нет».
– Ну, что скажешь? – спросила мама, будто бы не знала, что ничего ее дочка ей не скажет. Слова снова останутся внутри, не осилив перехода из мыслей в звуки. Трудности перевода.
Соня не очень-то хотела остаться одна, но и сильно против не была. Кому, в принципе, может помешать пустая трехкомнатная квартира, да еще в шестнадцать лет? И самостоятельность в этом возрасте манит, как запретный плод, в том ракурсе, что кажется очень и очень вкусной.
Соня не была в этом смысле исключением, и мысли о взрослой, независимой жизни приятно тревожили и волновали ее. За свои шестнадцать лет она уже успела поездить с родителями, которых периодически «посылали» куда подальше, в какую-нибудь Болгарию или Ирландию, где Соня в силу возраста и характера преимущественно улыбалась в стенах консульства и в контакт с миром заграницы не вступала. А вот одна дома она не жила никогда.
С другой стороны, она бы, может, с радостью поехала за ними в эту Новую Зеландию, чтобы пожить в городе Веллингтон и посмотреть на все: на антиподов, у которых все наоборот, на бескрайние горы, там, где снимали «Братство Кольца». Она совсем недавно посмотрела фильм, и теперь с нетерпением ждала второй его части, и мечтала о том, как бы она смотрелась рядом с Гендольфом. В любом случае, в Новой Зеландии ей бы могло понравиться. Так ей казалось.
– Ты же понимаешь, что мы не можем тебя взять, – вздыхала мама, предполагая, что если бы дочь была разговорчивой, то она бы сейчас устроила истерику, требуя, чтобы они взяли ее с собой. Глядя на безмолвно улыбающуюся дочь, было ни черта не понятно, чего она хочет на самом деле. Улыбка была неопределенной, и в который раз мама подумала, что хоть Мышка и удивительный ребенок, она бы предпочла, если бы дочь была немного более традиционной. Чтобы спросить – и получить ответ.
Когда в раннем детстве выяснилось, что Соня молчит, ее мама была напугана до самых печенок. Куда она только ни обращалась, таская на руках трехлетнего ребенка по всем возможным специалистам и даже к шарлатанам. Пытались найти какую-нибудь травму, хотя бы родовую, для объяснения такого вот парадокса. Внимательно вспоминали, не лаял ли какой пес на ребенка. Ругались с мужем и бабушкой, пытаясь за неимением других вариантов обвинить во всем друг друга. В конечном итоге вердикт специалистов был весьма пространен. Было ясно со всей определенностью, что в своем развитии Соня не только не уступает сверстникам, но иногда в чем-то их даже и превосходит. Кроме того, если уж Соне было очень надо, она вполне могла объясниться или, еще лучше, написать о том, что думает по тому или иному поводу. Кстати, ее сочинения в школе считались одними из лучших. Как и контрольные по математике, как и этюды на рисовании. Но… говорить она не стала. Только по большим праздникам и не больше пары слов. Так что мама (как и большинство людей, с которыми Соня общалась) со временем приучилась достраивать недостающие Сонины куски диалога сама.
Наваждение гения: история любви Сальвадора Дали
Ольга Кузьмина
Художник Сальвадор Дали — один из самых необычных мастеров ХХ века. В ЦВЗ «Манеж» сейчас проходит выставка его работ. Они продолжают удивлять, как его жизнь и любовь.
Они вошли в полутемный зал и замерли, привыкая к сумраку.
— Проклятый свет мешает спать.
Голос шел откуда-то снизу. Мужчина и женщина обернулись: она сидела на подушке возле кресла, задрав на него ноги почти безупречной формы. Еще миг, она поднялась, презрительно отвергнув протянутую девушкой руку.
— Боже мой, что это? Так это и есть твоя… Аманда? Дали пожал плечами.
Гала рассмеялась, затем, поджав нарисованные темной помадой губы с ярко выраженной верхней «волной», вынесла вердикт:
— Какая она дурочка, Дали. Потрясающе.
— А ты, Гала, старая дура. И я, как и прежде, люблю тебя.
Среди гимназисток-одноклассниц Настя Цветаева никого особенно не выделяла. Но Лена Дьяконова ее удивляла. Позже она опишет ее как тонкую длинноногую девочку с узким лицом и необычными, по-китайски поставленными карими глазами, опушенными длиннющими ресницами. Упрямица Дьяконова своенравна, но застенчива. Всю ее долгую жизнь родиной Дьяконовой будут считать Казань, но после смерти не найдут там упоминания ее семьи ни в одной из регистрационных книг. Она станет женщиной без точной даты рождения, без прошлого — будто рожденной для того, чтобы быть исключительно настоящим.
Разъехавшись по домам, влюбленные переписывались. Лена потеряла голову: Элюара можно было страстно любить и тут же баюкать, точно малыша, а она сразу поняла, что в ее отношениях с мужчинами доминирует материнское начало. Родители Элюара были в бешенстве, но роман с разлукой не закончился, а лишь развился еще больше, в 1916 году Дьяконова приехала в Париж, а в феврале 1917-го они обвенчались в церкви Святой Женевьевы, будучи уверенными, что их брак — это навсегда.
Гала вдохновляла мужа, в ней — не красавице, но страстной любительнице плотских развлечений, горел тот огонь, от которого Поль вспыхивал раз за разом. Когда родилась Сесиль, он почти сразу понял, что Гала — не фанатичная мать, а ему куда важнее, когда занимаются им самим. Сесиль растили бабушки и дедушки, Гала же продолжала носиться с мужем-сыном, когда он ей наскучил — завела любовника, потом возвращалась к мужу и вновь уходила, но в итоге наступили примирение и новый взлет чувств. И на фоне этого счастья Поль предложил жене отправиться в гости к своему новому знакомому — Сальвадору Дали.
— Он очень необычен, прекрасный экземпляр для твоей коллекции сумасшедших, — объяснял Поль, лаская жену. Гала кивнула: да, она любила все необычное.
Она рассматривала белый дом в рыбацкой деревушке. Хозяин не спешил их встречать. Где-то на втором этаже на несколько секунд отошла в сторону занавеска; она успела заметить необычное лицо молодого мужчины с огромными, чуть навыкате глазами. Он спустился к гостям минут через десять — слетел в зал, где странно и неприятно пахло, — какой-то влажный, будто только что из душа, с цветком герани за ухом. Поль подвел ее ближе, представил. Она протянула ему руку, тот припал к ней на миг и вдруг закружился вокруг в бешеном танце, ликующе хохоча. Гала спокойно наблюдала за эскападой.
«Это танец радости, — поняла она. — Какой милый дурашка. Я ему нравлюсь, он просто не знает, как это выразить. Наверное, его никогда не целовали женщины…» Позже она узнает, что была права. Дали, панически боявшийся женщин, ликовал, потому что когда-то давно, еще в начальной школе, он видел сказку о девочке, спасшейся на тройке лошадей от злых волков, и ее образ жил в стеклянном шарике внутри ручки, подаренной ему приятелем. Маленькая русская малышка в пушистой шубе казалась ему божеством, он обнимал ее мысленно миллионы раз, зарывался лицом в пахнущий морозом мех, воспевая ее смелость, — она же не испугалась волков! Вот и русская жена Элюара смотрела на него открыто и смело. Ожившая девочка из сказки… Да, это была она!
Как много дал ей Поль… Он научил ее, свое сокровище, быть истинной вамп!
Научил не уроками, а своим поклонением, вкусом. Нет, нет, он и подумать не мог, что его Гала выкинет такую штуку! Дали было 25. Гала отметила 35-летие. Позже она узнает, почему в доме стоял невыносимый запах: Дали собирался эпатировать гостей, встретив их в парфюме собственного производства, составляющими которого были помет козла и столярный клей. Увидев ее из окна, он наспех смыл с себя эту «красоту». «Потому что я понял, что ко мне пришла моя любовь!» — объяснит он. «А я сразу поняла, что передо мной — гений», — скажет она.
Три года бурных встреч, томительного выбора. В результате она оставит Элюара и Сесиль и уйдет к Дали, обретя в его лице еще одного возлюбленного мужа-сына, которого будет «продвигать», как свое дитя. Ей не было нужды переделывать его или избавлять от сумасшествия. В его зачаточной паранойе она видела истоки гениальности, а уж вкус у Галы был! А он будет наслаждаться ею, рисовать ее и воспевать, видя весь мир как частицы, из которых состояла его муза, его невероятная Галатея.
Диван в форме губ, флаконы для духов его же имени, часы с необычными циферблатами, бренд для всемирно известного леденца на палочке — чупа-чупса, костюмы для спектаклей. / Фото: Мудрац Александра/ТАСС
Он нарисует ее тысячи раз — как музу, женщину-страсть, женщину-богоматерь, женщину-суть вещей и их единственный и неповторимый смысл. Создавая портрет Элюара, Дали признается, что это была чахлая компенсация за моральный урон, ведь «с его Олимпа я похитил одну из муз».
Придя к нему с вещами, Гала пообещает: «Мой мальчик, мы никогда не расстанемся». Недолюбленный рано умершей матерью, Дали приткнется к ее коленям и воспоет в ней саму любовь, закрывая глаза на ее несовершенства.
Между тем они были. Расчетливая, корыстная русская баба — такой была Гала в глазах чуть ли не половины Европы. Было ли это правдой? Отчасти, наверное, да… Она направляла Дали, руководила им, заставляла работать, сама ходила по выставкам, представляя его работы. И когда после их поездки в Америку Сальвадор Дали обрел известность и начал зарабатывать, разговоры усилились: так ей нужны его деньги! Но как тогда быть с тем, что ждало Галу в самом начале их общей жизни? Ведь Элюар был обеспечен, а Сальвадор — почти нищ? Они ютились в 16-метровой комнате, где была и его мастерская, когда он был лишен наследства возмущенными его выходками родственниками. Они пережили вместе нищету, Гала считала копейки и сама шила себе платья. И это тоже правда! Они прожили вместе 29 лет, прежде чем пожениться официально: такова была дань уважения Галы Элюару. Лишь похоронив первого мужа, она согласилась венчаться, и после этого они заключали брак с Дали 50 раз — в каждой из стран, где бывали.
Гала требовала любви. Много любви, бесконечно. С годами острота чувств к первой женщине оставила Дали. Он знал, что Гала не верна ему, но что означали ее вспышки страсти, удовлетворяемые на стороне, по сравнению с тем душевным единением, которое он испытывал рядом с ней? Она старела, старела стремительно — пороки и бурная жизнь вдруг как-то разом отразились на ее лице, чуть поплывшей фигуре. Она хотела компенсации, требовала ее у времени — теперь деньги Дали потоком текли в карманы косметологов, она подумывала о пластике… Страсти, жившие в ее теле, оставались такими же, но бессердечное время сокращало круг ее поклонников. Дали подарил ей замок Пуболь, куда сам мог попасть только после письменного разрешения жены.
В его отсутствие Гала принимала там новых и новых мужчин, стремясь заводить любовников помоложе. Среди них оказывались друзья Сальвадора и его знакомые, поклонники, другие художники — Гала не знала отказа, ибо всем, на кого падал ее благосклонный взор, казалось важным прикоснуться к святыне мятежника и провокатора номер один. Дали не хотел знать ничего: Гала была свята. Если бы не она, он никогда не преодолел бы своих страхов, не научился бы жить в этом странном мире, ей можно все! Когда же интерес к работам Сальвадора вдруг начал спадать, Гала умело обратила его бушующий творческий гений на предметы интерьера, создание брендов и рекламу. Диван в форме губ, флаконы для духов его же имени, часы с необычными циферблатами, бренд для всемирно известного леденца на палочке — чупа-чупса, костюмы для спектаклей. Она доказала ему, что его возможности в творчестве безграничны.
Разве могло что-то другое иметь значение? Без своей музы Дали был безволен, с ней — захватывал и подчинял себе весь мир. Да, он создал империю Дали! Но все законы в ней были написаны изящной женской рукой. Он не мог без нее. Недовольный выражением лица какого-то посетителя, Дали швыряет в него экспонатом. Но Гала бежит не к потерпевшему — к Дали. И вот уже накапаны капли, дабы с ним не случился нервный припадок, и холодный платок лежит на его лбу. Мальчику Дали приснился кошмар? Она объяснит, к чему он, и мальчик перестанет бояться. И пойдет работать!
С годами характер Галы стал портиться. Она злилась на то, что Дали выглядит откровенно моложе. Когда сердцами европейцев завладела рок-опера «Иисус Христос — суперзвезда», Гала влюбилась всерьез. Джефф Фенхольт, один из главных голосов в опере, завладел ее сердцем и отчасти — деньгами Дали. Она вновь увидела гения, гения музыкального, и не смогла изменить себе — стала вкладывать в него душу, превратила в мальчика-игрушку, купила ему дом на Лонг-Айленде.
Узнав, что супруг проводит вечера в кабаке, где поет Аманда Лир, модель-красавица, подозреваемая в смене пола, Гала затребовала встречи. Как она выла от бешенства, разглядев прелестное личико в вульгарных блестках! Как злила ее дивная красота тела Аманды! Для нее все было в прошлом. И все же. Дали выдавал Лир, столь популярную в поздние советские времена в СССР, за свою любовницу. Но любовниками они не были: Дали было уже не до плотских утех. И хотя Гала сначала старательно изничтожала все фотографии «соперницы», с годами она присмирела и даже просила «разлучницу» выйти замуж за Дали после ее смерти. Да, ей, великой Гале, уже за 80, но ей не страшны никакие Аманды. Пока она жива, Дали не будет ни с кем, кроме нее!
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
10 июня 1982 года Гала скончалась. Дали перевез набальзамированное тело жены в кадиллаке к семейному склепу и уложил в гроб со стеклянным окошком. Все было кончено.
После ее смерти мир Дали лишился света. У него развилась болезнь Паркинсона и тяжелая депрессия, а потом рассудок практически покинул его. Его перевезли в замок Пуболь, во время пожара в котором несчастный старик полз к выходу сам, получил ожоги, но выжил. Тело художника, умершего 23 января 1989 года, замуровано в пол в одной из комнат театра-музея Дали в Фигерасе, но сейчас все чаще говорят, что на самом деле тело гения хранится в одной из криолабораторий в США, терпеливо ожидая часа, когда наука научится оживлять мертвых. Впрочем, зачем Дали оживать, если рядом не будет Галы.